За прошедший год, когда я практически ничего не снимала, со мной произошли удивительные вещи. Пройдя за несколько лет полный круг вкусов и предпочтений в фотографии, вернулась в исходную точку. Вспомнила с чего все началось. С людей. С мысли, что все они, живые и настоящие, легкомысленно скучающие всю свою вечность, непременно умрут. Непременно. И родственники станут перебирать документы в поисках фотографии удовлетворяющей на памятник. Такая отыщется, крохотная карточка, чуть больше ногтя, тридцатилетней давности. Ее увеличат и гравер приступит к делу, наполняя кладбище молодыми спокойными лицами в анфас. Цифровая фотография тогда еще агукала в колыбели и все было попрежнему, постарому, когда я купила свой первый зенит и отправилась запечатлевать бабушку и дедушку. А потом был бум и стало понятно, что занятие я себе выбрала какое-то бесперспективное, но ничего не попишешь, решенное не перерешить. И были годы просиженные на фотосайтах, сутулая спина, красные глаза, разговоры об искусствах и мучительное недовольство гигабайтами снимков. И поиски оригинальности до тошноты и рвоты. А потом все прошло. И только тошнота на целый год.
И возвращение, ночью, зимой, заменяя обед, а, заодно и завтрак сигаретами я рыдала над усипусечными фотографиями детишек, снятых влоб, без второго и третьего плана, без фотографической идеи, тупо нормальным объективом. Вот так и было. Так выглядело мое возвращение к людям. С тех пор все еще немного изменилось. Снимаю много и легко. Снимаю людей. Снимаю как могу и умею. Стараюсь, но это так легко! И все, все мои фотографии мне нравятся... Наверное, это ужасно, но ничего не могу поделать. Такие красивые, такие живые люди на моих фотографиях, да они просто не могут быть плохими! Вот. Как-то так.